Феномен повседневности

Обращаясь к теме повседневности религии, необходимо оговориться о том, что вообще понимается под повседневностью Имплицитно очевидное понятие при научном рассмотрении обретает некие специфические черты.

Повседневность – это естественное условие жизнедеятельности людей, совокупность тех функций, ценностей, норм и основанных на них отношений и действий индивида, которая составляет «жизненный мир» человека с момента его рождения и до самой смерти (учеба, трудовая деятельность, поездки, общение, семейно-бытовые отношения и т. д.). Это мир человеческих привязанностей и забот, потребностей и возможностей, недооценка или насильственное подавление которых чревато личными трагедиями и социальными катастрофами.

Исследуя повседневность, используя методологические подходы Э. Гуссерля, в русле социальной феноменологии А. Шюца и его последователей, Alltaglichkeit (нем.) предполагает описание интерсубъективной реальности, представляющей для людей их «жизненный мир» и субъективно интерпретируемой ими. Интерсубъективность в данном случае подразумевает либо ситуацию «лицом к лицу», то есть восприятие «другого», с его жизненным опытом, который в свою очередь аналогичным образом воспринимает «я», либо анонимную ситуацию, когда акцент переносится с личности «другого» на действия других.

Обе ситуации существуют и разворачиваются в рамках повседневности, которая, если следовать до конца за Гуссерлем, предстает в качестве некоей абстракции, ибо осуществление трансцендентально-феноменологической редукции, результатом которой является сознание «чистого эго», имеет в виду удаление из него всех конкретно-событийных, исторических, географических, культурно-цивилизационных и, наконец, личностных напластований.

Строго говоря, получается, что повседневность средневековой Европы идентична повседневности древнего Востока или современной Америки. Также как сознание средневекового крестьянина совпадает с сознанием современного банкира. Эта чисто умозрительная схема не вполне учитывает тот факт, что одновременность и совпадение в повседневности лишь частичны, а жизненный мир каждого человека индивидуален и отличен от других, даже находящихся в тех же пространственно-временных и проч. условиях. В то же время, пространственно-временная общность достижима как раз в силу того, что повседневность как реальная основа бытия доступна всем и содержит объекты, интересующие всех, хотя и в разной степени.

Обмен личным опытом в процессе восприятия объектов и субъектов повседневности, нередко предполагает определенное отсутствие саморефлексии, когда «я» воспринимается лишь
как отражение в «зеркале» другого. В отличие от феноменологического эпохэ, предполагающего заключение внешнего мира в скобки и воздержание от суждений о нем, повседневность, напротив, таит в себе отказ от всяких сомнений в существовании мира и соответствующем восприятии его людьми разных стран и разных эпох. Несмотря на некоторую чисто условную разделенность повседневности на отдельные элементы, повседневное сознание не отличается фрагментарностью, оно целостно, поскольку здесь присутствует личная вовлеченность во все происходящие процессы, даже при отсутствии саморефлексии.

«Повседневное, это то, что происходит каждый день, что прорывается сквозь “упорядоченную суматоху” праздников. Праздники в свою очередь обусловливают появление мест их проведения и календарей. Противопоставление повседневного и неповседневного, профанного и сакрального возникает с древнейших времен и лежит в основе мифов и ритуалов. Так называемые “сокровенные уголки” (“endroits sacres”) в повседневной жизни ребенка и правила вежливости при встречах и прощаниях у взрослых имеют в основе то же самое противопоставление».

Исследования повседневности, повседневного мышления проводились не только представителями французской Школы Анналов – Л. Февром, М. Блоком, Ж. Ле Гоффом, Ж. Лефевром , Ф. Броделем, но и в рамках философии языка (Л. Витгенштейн, Д. Остин). В отличие от них так называемые классические подходы к изучению социальной реальности, представленные марксизмом, социофрейдизмом, структурным функционализмом, ставили повседневность на «низший», в сравнении с наукой, искусством, религией и проч. «высшими» сферами освоения действительности, уровень, который вообще можно пренебречь. Он лишь внешняя форма, поверхность, за которой скрывается нечто существенное.

Анналисты же, напротив, изучая повседневность, пытались показать ее важность и равнозначность высоким теориям, а обыденное знание, получившее развитие в рамках повседневности, по своей значимости ставили не ниже научно-рационального, указывая на процессы «оповседневнивания» (М. Вебер), протекающие в различных сферах жизни общества и отдельного человека. Тут уже повседневное и неповседневное не выступают в качестве различных и не соизмеримых по своему значению онтологических структур. Это – разные реальности лишь постольку, поскольку представляют разные типы опыта.

Соответственно теоретические модели не противопоставляются конструктам повседневного сознания. Напротив, критерием обоснованности знания становится преемственность и соответствие понятий науки конструктам обыденного сознания.