Природа межэтнических конфликтов

Анализируя историю последних столетий, можно определить их как вехи развития цивилизации. Так, если XIX в. — это век территори­альной экспансии, создания колониальных империй, XX в. — век идео­логической экспансии, противостояния антагонистических идеологий, то XXI в., вероятно, будет веком этнодемографической экспансии.

При этом этнодемографическую экспансию можно понимать как стрем­ление к власти этносов с высокой демографической продуктивностью (наглядная иллюстрация — захват исконной сербской территории Ко­сова албанцами).

И территориальная, и идеологическая, и этнодемографическая экс­пансии сопровождаются столкновениями, борьбой за ресурсы, неиз­бежно перерастая в конфликт.

Конечно, в основе такого рода конфлик­тов лежали и лежат экономические интересы противоборствующих народов и государств, но вид конфликта, его камуфляж часто оказыва­ет серьезное влияние на характер и динамику поведения народов.

Традиционно под экспансией понимается прежде всего территори­альная экспансия и установление военно-политических сфер влияния.

Нельзя сказать, что такой вид экспансии исчерпал себя, поскольку тер­ритория по-прежнему является выгодным долгосрочным приобретени­ем — как «жизненное пространство», носитель сырьевых, энергетических и людских ресурсов, военно-стратегический и экономический плацдарм, пространство для размещения промышленных мощностей или технических отходов, сельскохозяйственные угодья.

Сегодня в мире немало реальных и потен­циальных конфликтов, квалифицируемых как пограничные и террито­риальные споры, и проблем с определением статуса территорий (одно­стороннее изменение Турцией толкования соглашений 1936 г. о статусе черноморских проливов; возникающее напряжение вокруг богатств

Антарктиды, откуда, несмотря на существующие соглашения, испод­воль вытесняется Россия). В будущем, по мере развития ресурсного кризиса, то есть по мере значительного повышения стоимости выживания государства и его титульного этно­са, весьма вероятно возвращение в мировую политику жесткого вари­анта территориальной экспансии.

Однако в настоящее время экспансия имеет другие измерения: ин­формационное, культурно-историческое, религиозное, этническое, по­литическое (сюда следует отнести и целенаправленное политическое давление вплоть до международных санкций) и особенно экономиче­ское (во всех его видах — финансовом, товарном, технологическом и т. д.), которое и является стержнем современной экспансии.

Пони­маемая широко, она имеет немалые отличия от своей территориальной разновидности.

Во-первых, если территориальная экспансия носила, как правило, ступенчатый (пространственное расширение США в XIX в.) и нередко однонаправленный характер (знаменитое правило Бисмарка для Германии: не воевать на два фронта), то сегодня экспан­сия — это непрерывный процесс, нацеленный на множество объектов и порождающий в результате столкновения интересов целый комплекс разноплановых конфликтов.

Во-вторых, сегодня «мирная» экспансия осуществляется многими государствами и их группировками по отно­шению друг к другу одновременно, поэтому можно говорить об их вза­имопроникновении, или, иными словами, об образовании комплекса вза­имозависимостей и противоречий.

В-третьих, ранее внешнюю экспансию осуществляла одна держава или недолговечный союз госу­дарств. Ныне сосуществуют внешняя экспансия устоявшихся или новых экономических и экономико-политических группировок и экспансия внутри самих этих группировок.

В-четвертых, внутрикоалиционная экспансия периодически сопровождается «добровольными» взаимными уступками сторон, хотя общий ее баланс, конечно, благоприятен для сильнейших из них.

Нынешняя политика мирового сообщества весьма сложна: конфлик­ты и противоречия сосуществуют с координацией действий и сотруд­ничеством.

Одна группа противоречий (например, экономических) меж­ду странами или группами стран «уравновешивается» настоятельной необходимостью кооперации в другой сфере (безопасности). Одновременно имеются как противоречия, так и кооперация и внутри отдель­ных групп государств.

Совпадение позиций и интересов государств ведет к образованию и укреплению экономических и экономико-политиче­ских группировок и зон интеграции — Европейский Союз, НАТО, Содружество Независимых Государств.

Взаимодействие разных по направленности и силе экспансий, с од­ной стороны, и результаты разноуровневого и разнопланового сотруд­ничества — с другой, в совокупности определяют состояние такого феномена, как баланс сил субъектов политики.

Важно подчеркнуть, что этот баланс — не равновесие, а лишь соотношение сил, причем со­отношение динамическое, зависящее от изменения всех определяющих его элементов.

Динамичность баланса означает, что любые перемены во взаимодействии его слагаемых (вызванные, например, геополити­ческой переориенгацией от «западноцентризма» на Восток даже ос­лабленной ныне России) способны существенно повлиять на расста­новку сил и очертания геополитической карты планеты, и в этой ситуации приоритетное значение приобретает возможность воздействовать на политику и даже целостность государства через этнические элиты, осо­бенно национальных меньшинств.

Тем самым придается дополнитель­ный импульс как росту этнонационализма среди нацменьшинств, его дальнейшему перерождению в сепаратизм (в случае компактного про­живания маргинальных этносов), так и нарастанию национализма из­вне (в случае, если национальные меньшинства имеют свое государство по другую сторону границы).

Ответной реакцией на это может стать всплеск национальных чувств титульного этноса, тем более что нередко альтернативные интересы руководителей маргинальных этно­сов сводятся к элементарным территориальным требованиям.

Питирим Сорокин подсчитал, что за двадцать четыре века истории человечества на четыре мирных года приходится один год, сопровож­дающийся насильственными действиями — войнами, революциями, бунтами, которые считаются социальными конфликтами.

Социальные конфликты обычно разделяют на следующие группы:

• политические — борьба за власть, доминирование, влияние, ав­торитет;
• конфессиональные — борьба за право исповедовать ту или иную религию;
• социально-экономические — борьба «между трудом и капита­лом»; например, между профсоюзами и работодателями;
• межэтнические — борьба за права и интересы этнических общ­ностей.

Принципиальный вопрос понимания специфики межэтнических кон­фликтов — это вопрос об их связи с самим феноменом этничности: являются ли конфликты между этносами сущностными, заложенными в этническом многообразии человечества, или они сугубо функциональ­ны?

Если считать истинным первый подход, то тогда сербов и албан­цев, ингушей и осетин, арабов и евреев, армян и азербайджанцев сле­дует признать «несовместимыми».

Если исходить из второго подхода, то надо сделать вывод: не этничность составляет суть таких конфлик­тов, она лишь форма их проявления. Так, молдаване говорят, что у них нет конфликта с русскими или украинцами, это просоветский режим сопротивляется в Приднестровье.

Чеченские события многие считают не межэтническим конфликтом, а криминальным переделом собствен­ности. Просто в конфликтных ситуациях обнажаются противоречия, которые существуют между общностями людей, консолидированными на этнической основе.

Далеко не в каждый конфликт бывает вовлечен весь этнос, это может быть его часть, группа, которая ощущает или даже осознает противоречия, ведущие к конфликту.

В реальности мы встречаемся со взаимопроникающими конфликта­ми, каждый из которых составляет питательную среду для другого.

Неслучайно даже специалисты-конфликтологи часто не могут прийти к единому мнению о том, с каким конфликтом они имеют дело — с меж­этническим в политическом камуфляже или наоборот.

Межэтнические конфликты множественны по своей природе. Ис­следователи предлагают самые разные их классификации.

По целям, которые ставят перед собой вовлеченные в конфликт стороны, межэт­нические конфликты можно подразделить на несколько категорий:

• социально-экономические, при которых выдвигаются требова­ния гражданского равноправия (от прав граждан до равного эко­номического положения);
• культурно-языковые и конфессиональные, при которых выдви­гаемые требования затрагивают проблемы сохранения или воз­рождения функций языка, культуры, религии, этнической общ­ности;
• политические, если участвующие в них этнические меньшинства добиваются политических прав (от автономии местных органов власти до полномасштабного конфедерализма);
• территориальные — если в их основе лежат требования измене­ния границ, присоединения к другому («родственному» с куль­турно-исторической точки зрения) государству или создания нового независимого государства.

‘ Кроме целевого подхода, природу межэтнических конфликтов можно рассматривать с точки зрения структурных изменений в обществе как основы противоречий, приводящих к конфликтам.

Этносоциологи счи­тают, что в основе межэтнической напряженности лежат процессы, Связанные с модернизацией и интеллектуализацией народов.

Эти про­цессы привели к тому, что в престижных видах деятельности нарастала Конкуренция между титульными и другими этносами.

Иллюстрацией Может служить позиция русских в бывших республиках Советского Союза: у титульных этносов этих республик к концу 1970-х гт. не только сформировалась полиструктурная интеллигенция, но и сло­жились новые ценностные представления, в том числе о самодостаточ­ности и важности большей самостоятельности.

Такие представления и ценности не совпадали с теми, которые были у русских в этих респуб­ликах. Большинство из них приехали туда с установкой помогать мест­кому населению (что делали раньше их родители), а следовательно, они и ощущали себя по статусу выше титульных этносов.

Этот подход акцентирует внимание на том, что на определенном историческом этапе происходят изменения в потенциале этнических групп, претендующих на привилегированные, престижные места, в том числе во власти; изменяются и ценностные представления групп.

Подобная ситуация сложилась ранее (к 1970-м гг.) в Европе, когда менялась диспозиция в положении валлонов и фламандцев в Бель­гии; в Канаде, когда франко-канадцы стали догонять по социально­му и экономическому потенциалу англо-канадцев.

Такая ситуация мо­жет сохраняться достаточно долго после заявления претензий на изменение, до тех пор, пока центральная власть сильна.

Если же она теряет легитимность, как это было в СССР в конце 1980-х — нача­ле 1990-х гг., то появляется шанс не только высказать претензии, но й реализовать их. Дальнейшее развитие событий — эскалация или свертывание конфликта — во многом зависит от состояния централь­ной власти.

Как результат политического насилия следует рассматривать соци­альное и экономическое неравенство, конкуренцию на рынке труда, земли и жилья, которые зачастую перерастают в межэтнические конф­ликты.

Такова природа ферганских (1988), душанбинских (1990), ошских (1991) и других подобных событий. При этом чаще всего этни­ческая общность, «подвергшаяся нападению», выступала в роли козла отпущения.

В СССР переход к демократизации, сопровождавшийся борьбой старых и новых политических элит, привел к тому, что эта борьба в полиэтническом обществе «приобрела этнополитнческую окраску».

Обострение этнополитических конфликтов вызывали неумелые, непо­следовательные шаги по преобразованию государства в реальную фе­дерацию, делались попытки силой остановить дезинтеграционные тен­денции в республиках (тбилисские события 1989 г., бакинские — 1990 г., вильнюсские —1991 г.).

Некоторые конфликты рассматрива­ются уже как следствие распада Союза ССР, когда в отделившихся республиках в борьбу «за свою долю политического и территориально­го наследства» вступили бывшие автономии или желавшие получить автономию (Абхазия и Южная Осетия в Грузии, ставшие незвисимыми в 2008 г., Приднестровье и Гагаузия в Молдове, Нагорный Кара­бах в Азербайджане).

При этом нередки случаи ложного этнического конфликта, когда реальные конфликты интересов между этническими группами отсутствуют, но тем не менее возникают самые тяжкие по­следствия.

Так, например, ученые не смогли объяснить, почему летом 1988 г. погромам подверглись именно турки-месхетинцы, а не другие этнические меньшинства, населявшие Ферганскую долину.